В углу комнаты стоит антикварный орган, очень привлекательный с виду, из старого дерева, обитого красным бархатом. Он издает прекрасный церковный звук, но нужно нажимать на педали, чтобы заставить его звучать. Мне нравится, как он выглядит, как он звучит, но я все время забываю нажимать на педали. Похоже, я не слишком приспособлен для такой формы многозадачности. Орган выглядит классно, но мне он не подходит.
Я потренировался на нем с неделю. Сейчас же он просто занимает лишнее пространство, и я, отбросив эмоции, должен от него избавиться, если только найду покупателя.
Я думаю, он стоит около восьми фунтов — не смейтесь, восемь фунтов были приличными деньгами в 1964 году.
Но кто же купит эту проклятую штуковину, где мне сообщить о продаже? Нужны ли мне в доме незнакомцы, которые потом скажут кому-нибудь: «Прикинь, у кого дома я был на днях? Мэнфред Мэнн — у него дома страшный беспорядок, а сам он не такой высокий, как выглядит на ТВ. Он какой-то жалкий ублюдок, просит за свою рухлядь восемь фунтов. Я отказал. Он живет в какой-то дыре на Саутбрук Роуд, Ли Грин. Признаться, я ожидал большего». Может, все-таки, его оставить для красоты; действительно, пусть останется, даже если и не буду больше на нем играть...
Однажды раздается звонок. Это был Джон Мэйолл, который живет ниже по улице в доме 17. «Привет, Мэнфред. Ты все еще хочешь продать свой орган? Рядом со мной стоит Пол Маккартни, которые как раз ищет такой». Хм... Едят ли львы мясо? Верят ли мусульмане в Аллаха? Был ли Гитлер расистом? «Да, конечно, Джон». «Мы придем через некоторое время». Я взволновался. Пол Маккартни — настоящий, живой «битл», лично явится ко мне домой. Разумеется, взволнован, ведь я такой же фанат «Битлз», как и другие. Интересно, он такой же высокий, как и по телевизору?
Итак, час спустя или больше, в дверь позвонили, и на пороге стояли Джон Мэйолл и Пол (который, все же, меньше росточком, чем кажется по ТВ). Я невозмутимо показываю Полу мой старый орган. Он, вроде, заинтересовался и спросил: «Сколько?» Я начинаю страшно тупить. Он стоит не больше восьми фунтов, но жаба душит срубить с него побольше, сорвать, так сказать, куш. Пол Маккартни — богач, что с него станет переплатить еще четыре фунта? Ха-Ха-Ха! Уж я нагрею руки с помощью простачка-«битла», попавшего в мои лапы. Я добавляю еще четыре фунта, и цена поднялась до двенадцати фунтов. Пол, не долго думая, отвечает: «Нет». Сделка провалилась.
Сближаемся ли мы, и ведет ли он дружелюбную беседу за чашкой чая? Обмениваемся ли мы веселыми историями о гастрольных поездках, трудностях «звезд»? Становимся ли мы настоящими друзьями навеки? НЕТ.
Пол разгадал, что я жалкий, жадный тип, причем, не столь высокий, как по телевидению, и он вместе с Джоном покинул меня, с трудом сохраняя вежливость.
Продай я ему орган по реальной цене, что бы произошло тогда? Мы бы созванивались каждый день, оставались на связи, обсуждали, как ведет себя орган на новом месте. Стали бы наши дети тоже друзьями, смеясь в мягком отблеске его старого дерева?
Нет. Кажется, я все-таки продал его за пять фунтов. В тот момент я думал, как же мелочен был Пол, как он легко мог бы его купить, не обращая внимания на цену!
Позднее я понял, что он был прав: он знал цену вещам и не давал себя дурачить другим. Но это я понял много позже, когда осознал, что на самом деле это я был мелочным, тупоголовым чертовым дураком.